У истоков рецепта. Про хвостики

Звонкими песнями и частушками рассыпалась по Речи Посполитой веселая коленда. Как и обычно, выделялись юные краснощекие жаки (краковские студенты), лучшие мастера колядования. Их ядовитые частушки, едко цепляющие короля Сигизмунда, сочно описывающие маленькие человеческие пороки и шалости, всегда собирали большое число зевак, встречающих каждую насмешку бурными овациями. Каждый год именно с коленды, с которой они обходили ближайшие хутора, начинали жаки рождественские каникулы. Эта веселая традиция и обеспечивала нищим студентам достойную и вкусную встречу Рождества. Люди готовились к сочельнику: расставляли по углам хаты необмолоченные снопы с пшеницей, пекли облатки,ходили по хутору и приглашали на праздник одиноких.

Молодые же панночки подкладывали под скатерть щепотку свежего сена для гадания…

А ПОГОВОРИТЬ?..

Около плетеного тына беседовали двое ряженых, которые были "уже хороши", но хотели стать "еще лучше".

— Завидую я тебе, Янек: дошел до Москвы, вернулся без единой царапины!.. Теперь все панночки, да и самые хорошенькие пани,— твои,— сказал более старший шляхтич.

— За три года, как я вернулся, они меня достаточно утомили. Вот, если б меня заметила такая панночка, как твоя кузина Кшися… Да и тебе-то—что завидовать? Твоя Ганна—просто краля.

— О своей жене я спорить не буду. Мы лучше обсудим твою, после того, как женишься и проживешь с ней пяток лет. А вот Кшисе я могу замолвить за тебя словечко…

— Я умоляю, Влад, не надо! А то она еще примет меня за проглотившего язык шлимазла, как говорит сосед-еврей… Я и впрямь речи лишаюсь, когда ее вижу. Она мне безумно нравилась еще до русского похода, когда женихалась с моим другом Ежиком. Мне до сих пор снится, как он погиб. Мы штурмовали Троице-Сергиев. Русские применили хитрость, к которой мы не были готовы. Приступом взять крепость не удавалось несколько дней, и вдру-уг…—опустился подъемный мост и открылись главные ворота. Ежи с полусотней литовцев кинулся туда, считая, что наши ворвались в монастырь с тыла и открыли ворота. Далее случилось ужасное: через несколько минут обратно хлынула толпа обезумевших людей с обожженными лицами и выжженными глазами. Они скидывали соратников с подъемного моста в ров и срывались вместе с ними. После этого ворота закрылись, мост поднялся и оставшихся за воротами добивали, как слепых котят.

— Да, я слышал про эту хитрость русских: у них вход в детинец за вторыми, а то и за третьими воротами; до этого ты попадаешь в западню, где на тебя льют кипящую смолу, а потом, сваренного и слепого, режут, словно копченого кабанчика!.. Да уж столько лет утекло. Кузина о Ежи почти не вспоминает. А ежели у тебя с языком проблемы — просто ей намекни. Вот послушай, как я когда-то посватался к своей Ганне. Зашел я к ней как-то. Ты же знаешь, гостя нужно вначале усадить, накормить, а уж потом расспрашивать, зачем пожаловал. Она принесла мне обычный гороховый суп со свиными хвостами. Ну такой густющий, и хвосты, как заведено, сверху накладены. И тут меня осенило! Я все хвосты воткнул в горох и начал Ганьку расхваливать: и тут у нее идеально, и здесь у нее прелестно, а уж та_ам… А потом возьми да и скажи: "Видишь, даже хвостики поднялись, чтобы полюбоваться на твои прелести!" По ее смеху я вмиг понял—моя. Правда, с Кшисей нужно быть начеку. Я эту историю поведал как-то Болеславу Кривоустому. Он загорелся идеей сватовства и отправился к Кшисе, но, только он "навострил" хвосты, только начал "лить свой елей", как кузина завалила рукой все его архитектурные хвостовые излишества и с усмешкой отбрила—мол, на чужой каравай хвост не поднимай!.. И осталось Болеку лишь обглодать-обсосать свои хвостики, да с тем и раскланяться!—окончив рассказ зычным гоготом, Влад попрощался и, хватанув на посошок, направился к своей хате, оставив Янека "тяжелую думку гадать".

РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ

Кшися старательно готовилась встречать сочельник: она поправила снопы, расставленные по угламкомнаты, которые обещают добрый урожай в следующем году, достала из печи облатки — ритуальные разукрашенные печенья, которыми потчуют друг друга, чтобы простить все обиды и наконец окончательно изгнать саму память о них искренним

поцелуем. Смущенно отворотя лицо и закрыв глаза, выдернула из-под скатерти из пучка свежего сена одну соломинку. И—вот так чудо!—соломинка оказалась зеленой. Это значило, что в этом году Кшисе непременно под венец идти. Только успела молодая вдова задуматься о том, что вроде никто из самых завидных панов, на нее заглядывающихся, ей не по сердцу, а тот, кто мил…

Тут в окошко робко постучали. Когда Кшися разглядела гостя, жгучий румянец залил ее щеки. Потому и не торопилась открывать: поправила пучок тяжелых кос на затылке, задышала нарочито глубоко и медленно, подойдя к зеркалу, долго смотрелась, пока не выбрала независимое и чуть надменное выражение лица, которое так шло к ее строгой готической красоте…

— Примешь гостя без роду-племени?—глухо вымолвил Янек на пороге. Кшися изломила бровь насмешкою:

— То ж одиноких в сочельник потчуют! А тебя, поди, любая панночка приютит-приголубит?!

— Полно, Кшися, не кобенься—то ж одна видимость!..

Кшися провела его в горницу, собрала на стол. На расшитой скатерти красовалась щука в сером соусе, карп под маринадом, традиционные перники и маковцы. Однако Янек попросил налить ему в миску обычного горохового супа со свиными хвостиками. Кшися удивилась: на самом деле это блюдо готовилось и ставилось на праздничный стол лишь для того, чтобы в будущем году домашняя живность приносила многочисленный приплод, есть его в сочельник было не принято.

— Пускай любовь и обилие радуют тебя в новом году,— нескладно пожелал Янек и опрокинул в себя чарку сладкого ягодного вина.

Кшися улыбнулась надменно, поблагодарила и, маленькими глоточками пригубляя свою, наблюдала, как Янек смущенно гоняет ложкой свиные хвосты в дымящемся густом вареве. Наконец, решилась она чуточку ему помочь:

— К лицу ль мне новое монисто?—спросила, глядя прямо в глаза ему—долго, лукаво…

Янек поперхнулся и только головой мотнул утвердительно, пытаясь отловить и воздеть благополучно ускользающий хвост. Но лишь только хвост вздымался, Янек в нерешительности ронял его обратно. Хвост скрывался в гороховом супе с характерным чавкающим звуком… Помучившись таким образом некоторое время, Янеку оставалось теперь лишь выхлебать содержимое миски…

— Оскоромиться не боишься? — склонилась к нему Кшися.

Но от близости ее дыхания бедный влюбленный совсем растерялся, да так и застыл с ложкой на полпути.

— Остыло, небось,— заметила хозяйственная Кшися,— давай я тебе горяченького принесу!..— да и уплыла с миской в кухню.

А когда вернулась, Янек глазам своим не поверил: перед ним стояла совсем юная стройная девушка, и медно-рыжие локоны осыпали ее точеные снежно-белые плечи, насмешка во взгляде ее уступила место трогательно доверчивому выражению… Но Янек и смотреть-то на нее долго боялся! С робким и радостным изумлением, почти не дыша, он уставился на миску горохового супа в ее руках: свиные хвостики все до единого задорно торчали вверх!.. Кшися поставила перед ним кушанье, снова наполнила чарки и, бархатно прошептав:

— Будь счастлив!—единым глотком опустошила свою. Янеку пришлось последовать ее примеру. Кшися взяла с блюда облатку и поднесла к губам ошалевшего от счастья влюбленного, которому теперь не оставалось ничего иного, как взять другую облатку и поднести ей.

— Ну, прости меня, коли чем обидела,— вымолвила Кшися, подставляя губы для полагающегося по обычаю поцелуя…

И тебе, проницательный читатель, тут, конечно же, становится понятно, что этот их первый поцелуй длился и длился, пока… Пока Кшися, заробев, не спохватилась:

— Ох, прости, Янек, меня же Ганка с Владом в гости зазывали… Пойду, пожалуй, негоже одинокой в праздник дома сидеть!

— С этого часу ты, моя любая, никогда не будешь одинока—до самой моей смерти…

СВАТОВСТВО "ПО-ПОЛЬСКИ"

Вот с тех-то далеких лет гороховый суп со свиными хвостиками перестали готовить в сочельник, как скоромное. Зато постепенно по всей Речи Посполитой распространился и укоренился замечательный обычай сватовства. Теперь молодому человеку, приехавшему с намерением сделать предложение, сначала предстоит отобедать, даже если избранница и ее родители к нему неблагосклонны. Отказ, как, впрочем, и согласие, не всегда выражается словами, которые могут обидеть человека и ранить на всю жизнь. Поэтому непростому гостю подают густой гороховый суп со свиными хвостами. Скучно лежащие хвостики означают отказ, а задорно торчащие—разумеется, согласие. Отведав "отказного супа", невезучий претендент обычно прощается и отправляется восвояси. Впрочем отношения между двумя семействами остаются вполне дружескими—ведь обидный отказ не прозвучал!..

Как знать, может быть, однажды и вам пригодится замысловатый и остроумный польский обычай. На этот случай мы дарим вам рецепт знаменитого горохового супа со свиными хвостиками.